Забытые учителя - Страница 36

— Что же будет с нами? — осведомился Карпов-младший.

— А вот это уже вам решать! Все вы люди семейные, у вас много детей, вот и делайте всё, чтобы их защитить. Я бы, возможно, спокойно умер здесь, и все вы считали бы меня Великим Имамом, но я не могу себе позволить этого, ибо я не могу уподобиться индивидам из Объединённого генералитета. Если мы можем оказать помощь угнетаемым — мы должны это сделать. Нам нужно найти нового лидера для исламской общины.

— Каковы будут наши действия? — практичность Блюмквиста не изменила ему и здесь.

— Мы должны лететь на Готланд. Однако не для того, чтобы искать там милости Вильмана — это пустая трата ресурсов, которая может привести к краху, — пояснил Клён. — Но всё же не использовать эту возможность мы не можем. Мы не должны следовать пути, который предрёк для всего человечества Вильман, мы должны создать государство заражённых, объединив все общины сначала Москвы, а потом и России. У нас уже есть опыт Верхнего города и МГУ, так жить вполне можно. Есть старая поговорка: на Аллаха надейся, а верблюда привязывай. Мы не можем этим не воспользоваться — это есть наш джихад на пути Всевышнего. Пойдя на этот шаг, мы всё равно окажемся в выигрыше: даже если мы умрём на этом пути, Всевышний простит нам грехи и введёт в рай.

На этой торжественной ноте Клён закончил разговор. Ученики тут же разбились на группы и начали обсуждать услышанное.

К Клёну подошла Аиша Эттингер, она выглядела чем-то обеспокоенной.

— Хотелось бы внести ясность в наши отношения, — начала она. — Пять лет прошло с тех пор, как я заразилась. Я живу в доме Вайсов, но ты приходишь ко мне как гость, а не как муж…

— Ты же понимаешь, что я отвечаю за весь анклав, за всех и каждого, — в голосе Клёна слышалась грусть. — Я был вынужден пожертвовать личным счастьем. Всё эти тридцать три года над нашим анклавом висела угроза, и я не думаю, что они просто так остановятся на достигнутом. К сожалению, среди нас есть те, кто играет на руку Объединённому генералитету, — те самые лицемеры-приспособленцы. Я ошибался, когда думал, что можно будет построить хорошее общество на таком плохом материале. Я надеялся, что паразитов и их детей можно будет перевоспитать, но перевоспитались лишь единицы — остальные так и остались скотами, они уже не боятся меня и стараются проворачивать свои дела за моей спиной. Я стар, и пусть лучше они предадут меня сейчас, пока я ещё в силе и смогу подавить мятеж, чем тогда, когда я уже ничего не смогу контролировать. Знаешь, Аиша, за свою жизнь я понял, что политик не может не врать. Иначе он не политик, а идиот. Он просто не имеет права говорить правду, в противном случае он тут же закончится как политик. Мы, советские люди, жившие тогда, считали, например, что врать плохо. И что политик врать не должен, что он должен говорить правду. Какая ерунда! Они все лицемеры и приспособленцы. Любой, кто вступил в политику, будет вынужден пройти по этому пути, а вот останется ли он после этого человеком — это уже большой вопрос…

Аиша слушала молча, не перебивая, и Клён решил продолжить:

— Один политик, с которым я говорил (было это на закрытом приёме, раньше такие приёмы называли «без галстуков» и вели на них себя естественно, сбросив маски, в которых выходили к включенным камерам), он сказал мне: «Ты апеллируешь к разуму избирателя. А я не могу обращаться к тому, чего нет. Поэтому я обращаюсь к инстинктам…» Масса, по определению, безответственна и бездумна, они предпочитают не думать о своём завтра, именно поэтому шайке лжецов и лицемеров так просто управлять бункерами. Я и сам порой думаю, что нисколько не лучше их, потому что всех обнадёживаю…

— Без надежды нет будущего, ты это прекрасно знаешь.

— Ждать осталось недолго. Как только я завершу все дела с экспедицией, мы снова будем вместе. Те, кто захочет, уйдут вместе с нами.

Москва, Кремль

Россия, Москва, Кремлёвский анклав

Ивлев был недоволен. Они уже в течении двадцати минут шли в окружении солдат охраны Кремлёвского бункера по туннелю городской канализации. Туннель хоть и был укреплённым на всём протяжении и сухим, но о его первоначальном назначении можно было догадаться сразу. «Эти кремлёвские снобы могли бы предложить электрокар! — Ивлев вздохнул и посмотрел на шагавшего рядом Данаифара. — Вот уж кому не привыкать ходить такие расстояния! Даже не вспотел и не сбавляет шага, когда солдаты приостанавливаются. Идёт, будто все мы — его свита и должны следовать за ним, схватывая все его желания и малейшие изменения настроения».

В последнее время Ивлев нечасто принимал участие в боевых операциях. Сказывались годы — семьдесят лет всё-таки. Но он всегда стремился принимать участие в такого рода совещаниях и встречах. «Необходимо заручиться поддержкой сильных мира сего. Клён не вечен. Конечно, определять нового правителя будет население бункера, но кое-кому всё-таки придётся оглянуться и на кремлёвских снобов, и на богатеев Соколиной Горы. Главное, чтобы до времени Клён не узнал об этом, а то отправит обратно на периметр, даже возраст и прошлые заслуги не помогут».

— Заходить по одному, — голос солдата вырвал Ивлева из раздумий. Они стояли возле массивной двери.

Вперед шагнул Николаев, до этого державшийся сзади, как самый молодой. Обычно во внешних связях анклав представлял генерал Николаев, но на этот раз было решено, что в совещании будут участвовать Данаифар, Ивлев и младший Николаев. Ивлев, хорошо зная Клёна, подозревал тут какой-то подвох. «Надо быть предельно осторожным. Не зря меня отправили вместе с этим иранцем», — Ивлев за прошедшие тридцать лет так и продолжал делить население бункера по национальностям, презирая некоторых или отдавая предпочтение другим.