Забытые учителя - Страница 39

В общем, еда его не впечатлила. В столовке их бункера, где царила уравниловка для всех, еда подавалась на обычных белых тарелках и была намного вкуснее, хоть и проще.

— О! Принесли крысятину запечённую! Не блюдо — класс! — воскликнула собеседница.

Ивлев еле-еле сдержался, чтобы не передёрнуться. Крысятину в их бункере не подавали вовсе! В крайнем случае бе́лок.

Джамиля помахала рукой официанту. Тот сразу положил ей на тарелку несколько кусков.

— Вам?

— О! Нет, спасибо, я уже наелся, — вежливо отказался Ивлев.

Он взял стакан с водой и стал оглядывать присутствующих. С удивлением заметил, что Данаифар беседует (!) с Марком Хаимовичем. У Ивлева с момента знакомства с профессором создалось чёткое представление, что учёный способен только на монолог. А тут он со вниманием слушал, что говорит ему Данаифар, не пытаясь при этом ухватить его за локоть или пуговицу, а потом отвечал ему. На тарелке у Данаифара было пусто, он не притронулся ни к одному из блюд. Зато профессор отдал должное всему, что было на столе, и сейчас с аппетитом поглощал крысятину запеченную.

«Да, очень полезно, но не кошерно, как любил говорить один знаменитый артист. До чего докатились!» — Ивлев поспешно перевёл взгляд дальше.

Кремлёвский генералитет был представлен тремя генералами Романовыми, причём двоим едва ли исполнилось по тридцатнику, и двумя дамами неопределённого возраста, пальцы, уши, шеи и волосы которых вспыхивали разноцветными огнями при каждом их движении.

Далее сидело разновозрастное семейство Фархатовых: настоящий полковник дон Корлеоне — Нариман Эдуардович, его младший сын — бойкий цыганенок Талгат, двадцатипятилетний красавец Фарид, толстый дядя Зураб и Новак — муж Джамили. Всё это семейство Ивлеву было знакомо по торговым переговорам. Дальше сидели представители анклавов Олиймпийской деревни, Капотни, Сокольников…

Увиденное Ивлева не порадовало. Все с аппетитом жевали крысятину запечённую. Взгляд его заметался, пока не остановился на Николаеве-младшем. «Надо же, на табурете сидит как на троне! Совсем не обеспокоен тем, что неудобно, — поразился Ивлев. — Так, крысятинку тоже не кушаем! Если кто-то наблюдает со стороны, то забавная картинка вырисовывается: наш анклав закормлен с осени! Брезгливы-с больно…»

— Что же вы ничего не кушаете? — его соседка облизывала косточку.

— О! Дорогая Джамиля, мы не привыкли к такой изысканной пище. В нашем анклаве она проста и непрезентабельна. А где же ваш так называемый дядюшка? — перевел разговор Ивлев.

— Ой, даже не знаю! Я его вообще после приезда не видела. Вы знаете, он стал такой бука! Сидит всегда в бункере, редко с кем общается. Не терпит сборищ.

— А вы вон тех двух дам знаете? — Ивлев взглядом указал на густо увешенных бриллиантами дам Кремлёвского анклава.

— Да, это мамашки тех двух юных генералов, чистые шквындры. Нацепили на себя раритетную безвкусицу из Алмазного фонда и воображают, что они образец вкуса. — Джамиля покачала крупными бриллиантами в длинных серьгах, посверкала бриллиантами в колье и на пальцах, давая Ивлеву возможность полюбоваться её цацками и оценить их.

— Да, действительно, — подольстил Ивлев. — Полная безвкусица!

Ужин тёк своим чередом. Настроение после еды становилось всё благодушней. «Будто налили всем по сто грамм! — Ивлев представил запотевшую рюмку водки и рядом на тарелке маленький солёный огурчик. И чуть не застонал: — О-о-о!!! А пузатый широкий бокал, а на дне коньячок, хотя бы пяти звёзд. И тонко порезанный лимон. Тоже хорошо!» Но даже на ужине в Кремлёвском бункере это оказалось недостижимым. Самое большее, на что можно было рассчитывать, — это хорошо очищенная самогонка, но и её кремлёвские снобы пожалели. Ивлев одёрнул себя: ну дали бы ему рюмашку, ну и как бы он её пил? Слева Николаев, спереди Данаифар: подверг бы его весь бункер остракизму.

Как только ужин закончился, Ивлев с радостью поднялся с неудобного табурета и, галантно поддерживая под локоток госпожу Новак, повёл её из столовой в гостиную в сторону диванов.

Определяющим цветом в гостиной тоже было золото. Но стоящие по стенам диваны и кресла, хоть и обитые красной, синей и зеленой парчой, создавали ощущение уюта. Особенно они радовали после табуретов столовой. Паркет был покрыт ковром с затейливым восточным рисунком. Между диванами стояли низкие столики, инкрустированные малахитом, перламутром и золотом.

— Ну, господин Ивлев, как вам ужин? — к ним подошёл дон Корлеоне.

— Вы знаете, Нариман Эдуардович, весьма неплохо, но мы в своём анклаве привыкли к более простой пище. Я уже говорил об этом вашей красавице дочери.

Фархатов с сомнением оглядел свою дочь. Самым замечательным в её внешности были ювелирные украшения, приобретённые Фархатовым по случаю ещё в той, прошлой жизни.

— А мне ужин не понравился, много было крысятины! — произнёс дон Корлеоне.

Фарид и дядя Зураб рассмеялись.

— Как вы полагаете, господин Ивлев, завтра нам удастся решить общие вопросы?

— Не знаю. Но наш анклав будет настаивать на экспедиции.

— Мы таки не желторотые новички, которых интересуют только басни об антивирусе, — включился в беседу Марк Хаимович, подошедший вместе с Ванштейном. — Марк Хаимович вам таки скажет, что главное сейчас — спасти мир, иначе жизнь закончится плачевно! Вот и Гай Соломонович, мой давний ученик и сподвижник, вам то же скажет. Он сейчас как раз находится в том возрасте, когда просто необходимо спасать мир. Я полагаю, что он как мой ученик таки возглавит экспедицию. Я уже не в том возрасте, чтобы выходить на поверхность, вот Марк Хаимович и подготовил себе блестящую замену.